В детстве я заикался. Причем сильно — едва фразу мог договорить. А если
вы заика, вам всегда не по себе, всегда что-то подсознательно мешает.
Люди с вами чувствуют себя неловко, потому что хотят помочь вам
справиться с предложением, а вы от этого запинаетесь еще больше —
словом, порочный круг. Родители помогли мне просто тем, что как бы не
замечали моего недостатка. В таких случаях сострадание и любовь — лучшие
лекарства.
Когда
тебе приходится туго, есть два варианта: покориться или пройти сквозь
огонь. Я думал: ладно, я заика. Зато я могу вас рассмешить, так что вы
об этом забудете. Этакий фокус. И я всегда старался развеселить
приятелей, откалывал номера, чтобы посмешить сверстников, хотя это вряд
ли казалось таким уж забавным нашим учителям.
Я не хотел считать
себя неполноценным и попросился на роль в школьном спектакле. Классе в
восьмом. Вышел на сцену — и случилось чудо: я перестал заикаться! А
после конца спектакля начал снова. Стоило мне притвориться кем-то
другим, не собой, как мой дефект пропадал. Из-за этого мне все больше и
больше нравилось играть на сцене. Я сражался с заиканием целые годы и
наконец победил. Поступая в колледж, я уже знал, что хочу быть актером.
Когда
мне было чуть больше двадцати, по нелепой случайности погибли несколько
моих друзей. Примерно тогда же брата на шоссе сбила машина. Он отлетел
метров на двадцать, а потом полгода лежал в больнице. Вскоре у сестры
определили тяжелую форму лимфоматоза. Сейчас у нее полная ремиссия, но
был короткий период, когда мы думали, что она вот-вот умрет. Так что я
почти всегда ощущал, как хрупка жизнь. Говорят, боль — привилегия живых:
когда умираешь, страдания прекращаются. Я в это верю. Когда думаешь о
смерти, своей или чьей-то еще, чувствуешь, что умом этого не понять.
Лет
до тридцати я прожил в Нью-Йорке — наверное, это была самая сумасшедшая
пора в моей жизни. До сих пор улыбаюсь, как вспомню. Обязанность была
только одна: успеть вовремя в театр. Никаких забот. В двадцать пять
можно транжирить нервные клетки миллионами.
Потом я стал
телезвездой, потом кинозвездой. Взмыл вверх на волне славы и тогда
понял, в чем минус такой удачи. Это потеря анонимности. ТВ-шоу, фильмы,
интервью в журналах и на телевидении, сплетни — все вместе создает
голограмму, которую люди принимают за тебя. Но это иллюзия. Такая же,
как иллюзии религии и власти. Было время, когда я страшно злился и
протестовал. Теперь стал намного спокойнее. И все же — вы уж меня
извините — я не буду ничего говорить о своей личной жизни. У меня
осталось так мало личного, что я не хотел бы им делиться.
Я знаю,
что такое быть знаменитым, и благодаря этому хорошо понимаю, что такое
настоящая дружба. Большинство моих друзей знали меня еще тогда, когда я
был гораздо беднее. И все они до единого помогают мне не относиться к
теперешнему положению слишком серьезно.
Прежде я не отделял жизнь
от работы. Но когда меня закидали камнями после «Гудзонского ястреба», я
научился отделять одно от другого. Теперь на работе веду себя как любой
другой человек: просто стараюсь делать все, на что способен.
Когда
я был мальчишкой, сорокапятилетние казались мне стариками. Сейчас я не
чувствую груза лет, но вижу морщины у себя на лице. Слишком много
смеялся! В душе-то я еще молодой, лет на двадцать пять. Но пить бросил.
Когда у тебя свои дети, нехорошо напиваться. Я хочу прожить подольше
ради своих детей. Хочу еще с их детьми побегать.
Есть такая
картина с идущим человеком: он начинает с момента, когда был еще
крохотным младенцем. И вот он идет и идет, становясь высоким и сильным, а
потом понемногу стареет, горбится, у него подкашиваются ноги... Я бы
всем посоветовал повесить эту картину себе на стенку. Так человек может
каждое утро вставать и говорить: «Вот в какой точке жизненного пути я
сейчас нахожусь». Если смотреть на эту картину каждый день и спрашивать
себя, сколько лет вам еще осталось, вы научитесь не тратить время
попусту. Жизнь коротка, даже если доживешь до девяноста. Живи на полную
катушку — вот как я считаю. Цени каждый миг, каждый час, каждый день,
потому что не успеешь и глазом моргнуть, как все кончится. Я абсолютно
уверен, что для большинства людей их смерть становится неожиданностью.
|
Главная 
